Isabelle White, 15, ^{Ученица школы и папина гордость}
(Изабелла Уайт)
Белоснежка, Снежка, Изабель || Коренной житель

C`est l`amour que vous faut.
Говорят, что есть "не полные" семьи. В них, мол, кого-то не хватает. Уайт думает, что в них не хватает любви.
Изабелла росла с отцом, а ещё любящей бабушкой и дедушкой. Она помнит, как от последнего пахло табаком. Горько, но ей нравилось. В носу всегда свербило от этого запаха, когда она была малышкой. Дедушка смеялся, говорил, что она чихает как котик.
Бабушка всегда любила цветы и выпечку. Она всегда позволяла внучке возиться с очередными горшками и только удивлялась, когда на предложение купить новый цветок девочка с восторгом выбирала кактус. В своё оправдание Иса заметит: он был цветущим.
А папа всегда был папой. Тем самым героем, рыцарем, что несомненно придёт на помощь и убережёт от беды, даже если беду ты придумала и нашла себе на голову сама. Вот придёшь домой с подранными коленками, колготки новые порвёшь и ждёшь - разозлится. Ведь всех знакомых детей за такое ругают. И заранее шмыгаешь носиком, шаркаешь по полу ножкой в ожидании худшего, а он только целует и колется своей бородой. Потому что их семья полная. Потому что в ней живёт любовь.
И так было долго. Она плохо помнит, как высоко казалось на плечах у папы. Тогда - целый мир. И она не держалась, раскидывала руки, хохотала повторяя, что умеет летать. Знала - он не уронит.
Папа ворчит, что его малышка хулиганит. Что опять не держится. Качает головой, смотря укоризненно сверху вниз. А девочка прижимает указательный пальчик ко лбу, дует пухлые губки и на все его страхи отвечает, серьёзно так:
- Пап, ну ты же мои крылья. А с крыльями не падают!
Такая очевидная истина. Такая простая любовь. И он больше не может возразить. Да и ей уже не важно, она тянет его к лошадкам, или уговаривает печь печенье. Она знает, что важно. Ведь видела целый мир с высоты плеч папочки.
Chaque personne a sa propre voie.
Чуть позже она спустится с его плеч. И больше не будет на них сидеть. Когда там? Им нужно купить учебники. Нужно пойти в школу. Папа так радуется и гордится, когда её берут в хор. Она уже тогда не слишком понимает, что значит это самое "гордится". Но видит, что почему-то папе то важно. А сама Уайт любит музыку. Так пусть будет хор.
Она хорошо учится, приносит домой пятёрки. Дружит с умной девочкой с последней парты и фыркает на мальчишку, который почему-то считает себя лучше других. В школе их учат не судить. Говорят про любовь и прощение. В школе можно много читать. Вот только школьные книжки - совсем не интересные. И в самой школе скучно. Слишком просто.
Девочка приходит домой, она слышит "как прошёл твой день?" и улыбается. День был чужеродным. Неправильным и чужим. Но тогда она этого ещё не знает. Зато знает, что дома хорошо. И папа снова радуется её пятёркам. Смешной такой. Циферкам радоваться! Ох уж эти взрослые.
Девочка конечно не будет говорить, что радоваться нужно другому. Например тому, что они вот сейчас обязательно пойдут вместе кататься. И ветер будет трепать гриву их лошадей, и её волосы. И знаете что? Это время она будет с ним, а не с сухими книжками. И будет счастлива. Может даже обгонит папу.
В ту пору это будет казаться чем-то незыблемым и естественным. Правильным. В ту пору она часто думала, что счастливее её нет. Она думала, что так будет всегда. Пока всё не поменялось.
Telle quelle.
Впервые она не может позвонить папе. Не знает куда идти и что делать. Болит живот, пахнет кровью. И подруга ждет за дверями уборной раз за разом интересуясь её состоянием.
"Я не в порядке" - Изабель ещё умеет быть с собой честной. Ещё себя понимает. Руки дрожат, комкают бумагу. Не ясно совсем, к кому идти и у кого просить помощи, но почему-то впервые не хочется обращаться к отцу. Нет, происходящее не стало открытием. Она уже знала о том, что женское тело начинает меняться в этом возрасте. И знает, что подобное должно было произойти неизбежно., только готовой не была.
Подруга приходит на выручку, они вместе обращаются к медсестре. Та, увы, уведомляет отца. Впервые Иса испытывает стыд. Не смотрит ему в глаза, когда тот забирает её из школы. Папа везёт к бабушке. Ему в этом тоже неловко.
И с этого дня всё начинает меняться. Сначала незаметно - она читает книги не по программе, может не дождавшись отца с работы уйти кататься. Она думает, что с бабушкой ей говорить сложно, а с ним, ещё сложнее. И вроде любви меньше не стало, но ответов на вопросы не хватает. И главный из них: где та, кто должна была говорить с ней об этих переменах?
Девушка дышит ровно. Впервые говорит с отцом о маме. Он теряется. Он будто ищет эти ответы в её лице. И в итоге она их не получает. Почему? Разве он не учил её честности? Так почему недоговаривает сам?
В тот день она роняет чашку. И она разбивается. Девушка уберет осколки, не будет порезов, не будет следов. Только и прежнего безоговорочного доверия не будет. Не может быть, если с тобой не говорят честно. И на память об этом дне у неё остаётся только дурацкая фотография, которую она сохранит, хотя и не поймёт почему.
Une fleur rebelle.
Она больше не верит в Бога. В того, о котором говорят в школе и книги о котором стоят на полке у отца. Она больше не хочет петь эти однообразные скучные молебны, потому что ей кажется, что она себе врёт. Её оценки становятся хуже, что странно. Книг не становится меньше и домашнее задание по прежнему сделаны. Просто теперь она выбирает что читать. На столике держит брошюру "Здравый смысл" Томаса Пейна. Многое знает наизусть.
Она хочет тату. Не просто картинку, но для неё, что-то большее. Отец не спрашивает заем. Не спрашивает о смысле. Звучит холодное "нет" и впервые девушка злится. В сердцах говорит, что он не способен понять. Что поняла бы мама. Поняла бы? Они даже не знакомы.
Девушке становится стыдно за свои слова в тот же момент. А ещё становится душно. Невыносимо душно от этой школы и города. И даже от отца, перед носом которого хлопает дверь, окончательно завершаю визуализацию их границ.
Отец говорит о происходящем с ней как о бунте. Как о чём-то проходящем. Уайт не знает, так ли это. Но знает, то он нужен здесь и сейчас, однако единственная опора - закрытая дверь, на которую девушка облокачивается закрывая глаза.
Пятнадцать - слишком рано, чтобы принимать решения. И слишком рано, чтобы оставаться без платформы. Однако это то, что чувствует старшеклассница, замыкаясь в себе. Теперь у неё впервые появляется прозвище. Снежка. Белоснежка. Оно вовсе не комплиментарно. Это всё равно что фыркнуть "принцесска" - и пусть. В дневнике впервые вызов к директору и запись о прогуле. Да только Изабель не собирается её показывать. Она берет бутерброд, бросает:
- Я поужинаю у себя, - и снова прячется за дверью. Как же жаль, что больше нельзя оказаться на плечах. И увидеть, что правда важно. Это не помешало бы им обоим.

пост с другой ролевой

Одинокая девочка и её чудеса
Растекаются стрелочки на наивных глазах
Небо стирает голоса. Забирает прошлое. Расчерчивает жизнь на "до" и "после" белой пушистой линией, что рассеется через пять минут оставаясь только в памяти. В небе к людям приходит надежда. Надежда на то, что полет пройдет легко, а приземлившись они выйдут в новую счастливую жизнь. Что там, на новой земле всё станет чистым и самые застаревшие шрамы исчезнут, как сомнения в завтрашнем дне, или как результат былых сделанных по ошибке выборов, или как рана от неприятия самыми близкими людьми, в одобрении которых нуждаешься - как в воздухе, или как память о поцелуях, что ничего не значили. Поэтому люди стремятся улетать, находить новую землю, надеясь на лучшее, даже если точно знают, что в сердце некоторые раны останутся навсегда, и небо этого не измени.
"Ты просто не знаешь что это такое, работать за копейки! Жить в нищете!" - Полёт не позволяет забыть последний разговор с матушкой. Или, скорее, её бессильное молчание. Нет смысла доказывать бешеному псу, что семь вёрст не круг. Нет смысла доказывать Диане, что даже самая лучшая жизнь выбранная за тебя - каторга. И нет смысла надеяться, что когда самолет приземлится - станет легче.
Гармони надеется. Она хорошо образована, довольна умна, вот только к её сожалению ум никак не спасает от разбитого сердца. Никак не спасает от того, что разбитая чашка их семейных отношений уже не будет пригодна для чаепитий. Да. Вероятно пройдет время, она соберет осколки, сумеет собрать и склеить её, поставит на полку куда-то в собственное сознание, но уже не сможет пользоваться по назначению. Это будет лишь памятью. Памятью о том, от чего отказываешься выбирая себя. И о том, что цена есть у всего. Не только у билета в небо.
Гармони надеется, что когда приземлится в Финиксе эти осколки перестанут причинять боль и резать душу. Её там ждут. Дэвид, возможно, единственный человек что остаётся оплотом стабильности и постоянства их маленького отрепетированного мирка. Любящий и безусловно самый лучший брат, за которого девушка благодарна Богу. Не по тому, что так уж верит в наличие последнего, но потому, что в него верит сам Миллер. И поддержка веры брата в...нечто любящие и всесильное - её способ проявить заботу. Хотя получается, что сама Гармони верит скорее в Дэвида... и в искренность его веры. Странно, возможно. Но для девушки это так же естественно, как знать, что скоро самолёт совершит посадку.
Финикс в иллюминаторе самолета выглядит так же, как любой другой город на его месте. Он напоминает большую муравьиную ферму. И как везде - там копошатся люди, делают свои дела, выдумывают проблемы. Когда трап присоединится к самолету, каждый из летящих здесь людей выйдя простится с надеждой, подаренной полетом на пять часов. На земле их снова будет ждать реальность. Как Гармони останется всё с теми же метафоричными осколками, что всё это время везет с собой. Держит в руках и позволяет прорезать кожу. Благо, что не буквально.
На земле она не станет включать телефон, ещё до вылета они с братом договорились, что встретятся у ленты с чемоданами. Так зачем лишние движения? Зачем телефон, если единственный возможный входящий вызов неприменно снова разобьет сердце и причинит боль? Поднимаясь в небо, она жгла за собой мосты. Смотрела, как они горят. Горят, вместе с так и не состоявшимися отношениями матери и дочери. Поднимаясь в небо она надеялась, что ей будет легче. Но реальность просто предлагала девушке помощь с чемоданом.
- Здравствуй. - Улыбается Гармони самой очаровательной улыбкой, на какую способна. С последней встречи брат возмужал. И немного постарел. Впрочем: время было ему к лицу. - Как дела?
Она играет на опережение. Не хочет лишних вопросов. Выглядит привычно хорошо и радостно, словно ничего не случилось. Словно на душе нет тяжести, а по ту сторону самолётного следа - боли. Гармони Миллер всегда держит лицо. Даже перед любимым братом. Хотя точно знает - ему не нужно спрашивать, как она. Дэвид всегда просто знал о переживаниях и чувствах сестры. И для этого не обязательно было сползать по стене на холодный пол захлебываясь в слезах от обиды.
- У меня всего один чемодан, красный. Ты на машине? - Её бы не смутило взять такси. Деньги Миллер считать и правда не привыкла. Даже сейчас, когда финансы семьи были оставлены на другой земле она оставалась всё с тем же ощущением, что цветастые бумажки годятся только на то, чтобы их тратить. - Эмили не против, что я останусь у вас на какое-то время?

лс, teni13.666@gmail.com