Дорога к лагерю вела через лесной массив. Сосны роняли шишки на разъезженную землю. Колеса синего внедорожника с хрустом сминали их, вдавливая в почву. Пикап давно съехал с асфальтированной трассы, и водитель вполголоса клял дожди, размывшие путь. Впрочем, «Фольксваген» справлялся хорошо, так что ругался он больше из-за дурного настроения. Благо, его пассажир проявлял понимание, а может быть просто ушел в свои мысли – так или иначе, Целитель никак не комментировал то и дело срывавшиеся с губ шофера матерные словечки. Он просто смотрел перед собой светлыми, почти прозрачными голубыми глазами, сложив руки на коленях. Водитель искоса глянул на сидящего рядом человека и который раз подумал про себя, что у отца Дэвида удивительное самообладание. За все время он сказал едва ли пару слов, и никак не реагировал на то, что машину то и дело потряхивало.
– Здесь вроде ураган недавно прошел, Долорес говорила, ужасная была погодка, – пробормотал шофер, сворачивая вглубь леса. – Слава Богу, если и были завалы, их уже разобрали. Но дожди всё не прекращаются. Интересно, как лагерь пережил бурю. Там и так полно всего было, чтоб восстанавливать…

Дэвид был не против болтовни своего помощника. Он знал, что у Патрика, как и у большинства людей, существует физическая необходимость в ничего не значащих разговорах, и смиренно претерпевал, не считая нужным отвечать, если не хотелось. Однако диалог о лагере неожиданно поддержал:
– С Божьей помощью, пережил, насколько мне известно. Долорес сообщила, что пострадали два корпуса, но незначительно: эпицентром стал город, а вокруг него разрушения оказались не так уж велики. Благодаря нашим щедрым спонсорам их удастся восстановить в короткий срок.
Машина очередной раз клюнула носом в яму. Дэвид вздохнул и покачал головой.
– Пожалуйста, веди аккуратнее, Патрик. У нас хрупкий груз.
– Простите, отче. Дорога – сам Дьявол запнется, кувыркнется и рога пообломает.
Вновь воцарилось молчание, и длилось до тех пор, пока невдалеке не показалась деревянная арка со свежепокрашенными в карминово-красный, крупными буквами поверху:
«ХРАМ ДОБРОГО ПАСТЫРЯ»
И чуть пониже, буквы поменьше:
«Добро пожаловать».

Пикап затормозил, Патрик аккуратно припарковал его под сосной возле вывески, и Дэвид Эфраим, «Целитель», «Отец»,  он же в прошлом Дэвид Констанцо, вышел, ступив белыми ботинками во влажную от дождя землю. Он прислушался. Было тихо, только свиристели какие-то птички в кронах деревьев и невдалеке постукивал дятел, так часто, будто у кого-то зашкаливал пульс. Целитель прикрыл глаза, успев заметить, что со стороны ближайшего корпуса к нему уже спешит Долорес Бридж, верная помощница и сестра по вере.
– Отче! – она почтительно застыла в метре от него: сухощавая, будто из сушилки для овощей, невысокая, но очень крепко стоящая на ногах женщина неопределенного возраста в клетчатой юбке до середины тощих голеней и наглухо застегнутой блузке, поверх которой – теплый жилет. – Рада, что Вы добрались. Доехали без проблем?
– Да. – Он открыл глаза. – Когда придут дети?
– Через пару часов. Мы уже приготовили молоко для какао и печенье, а также кисти и краски. Будут красить стены корпусов.
– Прекрасно. Много?
– Пятнадцать человек. Желаете сразу с ними познакомиться, или после работы?
– Сразу, конечно. Я хочу увидеть лица ищущих прибежища и святой истины.
«Они ищут пищу физическую, не духовную… большинство из них. К тому же за помощь в восстановлении лагеря им заплатят. Но это нормально. У слепых щенков глаза открываются не сразу»
– Мне нужно переодеться. Патрик поможет с вещами. Покажи мне, где я могу расположиться, Долорес, и не беспокой меня, пока не начнут приходить дети.

Долорес уверенной, частой походкой направилась к дальнему зданию, которое выглядело наиболее обжитым. Дэвид последовал за ней. Время близилось к полудню, день обещал быть пасмурным.

Долорес чувствовала себя окрыленной. С приезда Целителя прошла лишь пара часов, но его присутствие уже отчетливо чувствовалось в лагере: все немногочисленные сотрудники стали говорить чуть тише, но не от страха, а будто дети, ждущие Санту на Рождество. Долли знала, что далеко не все получат подарки: тем, кто плохо себя вел и не справился с обязанностями, достанется уголек. Но она, преданная, хорошая девочка, будет вознаграждена. Только она была в курсе всех планов отца Дэвида. Только она знала, почему Он выбрал Торранс.

Дэвид был отсюда родом. Он родился в этом богом забытом городке, чтобы взойти и расцвести в большом мире, и все же стремился к корням. Он жил здесь, и Он знал, насколько здесь благодатная почва, чтобы взрастить на ней сад Истинной Веры.
«Это Тьма, но она удобряет землю. Это разложение, но из гниющих тел рождается новая жизнь: копошащиеся в них насекомые, а после… после прорастают цветы». Так Он говорил.

Сама Долорес была с Дэвидом давно. Он спас ее, раскрыл ей глаза, помог выйти из лечебницы, указал путь. И теперь мисс Бридж шла по этому пути с высоко поднятой головой.
Пучок стягивал волосы так, что было больно, но ходить с более свободной прической Долли ненавидела. Легкое пощипывание у корней она воспринимала как своего рода власяницу, каждый раз затягивая резинку так туго, как это делала ее мать, втыкая шпильки, словно стремилась поцарапать кожу. Прямая, как смычок, она шла по дорожке к одному из корпусов, чтобы удостовериться в сотый раз, все ли готово к приему дорогих гостей, однако вторжение ребят, один из которых был ей знаком, изменило ее планы. Быстрый взгляд за спины пухляша и Генри: компашка, что следовала за ними и неуверенно замерла на краю Храма, вряд ли имела добрые намерения. Это было ясно даже идиоту. Но амплуа Долорес всю жизнь было строить из себя дурочку: это было удобно для младшей дочери, девушки фермера, пациентки психлечебницы. От таких многого не ждут. Их не боятся… поначалу. Мало кто знал настоящую Долорес Бридж.

– Ге-енри! Мальчик мой! – восторженно раскинув руки, Долли поспешила навстречу юношам и заключила их в цепкие, как хватка паучьих лап, объятия. – Ты привел друга, да не одного? – То, что стоящие поодаль парни никакими друзьями Сауэру и его плюшевому приятелю не были, было видно невооруженным глазом. Но прозрачный взгляд из-под толстых стекол очков Долорес был полон нездорового энтузиазма. Она выпустила ребят, а потом с нежностью ухватила незнакомого мальчишку за круглую щеку и ощутимо потрепала. – Пойдемте скорее, пока не набежала остальная детвора: я налью вам горячего какао и познакомлю кое с кем.

На Генри она возлагала особые надежды. Паренек был тихий, сообразительный, работящий. Он не раз приходил в Храм, видимо, найдя здесь для себя что-то… особенное или нужное. Именно его Долорес планировала особым образом представить Дэвиду. И надо же, какое удачное стечение обстоятельств… разве что пухлый мальчишка был не совсем уместен, но впрочем, это не имело особенного значения.

– И тех ребят зови: вы же вместе пришли? – Долорес как-то ядовито, приторно растянула губы в улыбке. О да, они вне сомнения пришли вместе. Одни – за другими.

Henry Sauer

– Ты, дорогой мой, понадобишься, чтобы подписывать открытки на Рождество. Мы собираемся поздравить весь город! – она восторженно всплеснула руками. – Так что начнем уже сейчас. А вечером будет лекция, на которой я тебя кое с кем познакомлю. – Долорес улыбнулась крокодильей улыбкой и перевела взгляд на Кая, а затем на прохаживающегося в отдалении Купера. И если на Генри она смотрела с долей материнской покровительственности, долей причастности, как волхвы на только что рожденного Иисуса, то теперь взгляд у нее сделался пустой и непроницаемый, как у дохлой рыбы. Улыбка, впрочем, никуда не делась.
– Что же касается тебя, мой поросеночек, – ласково проговорила она, – и тех ребят, – «волков» – что пришли за тобой следом… Вы все идете в столовую с Патриком. Патрик! ПАТРИК! – с досадой она повысила голос, окликая водителя, который копошился возле грузовика. – Проводи этих милых детей в столовую, там не докрашены рисунки.
Она смерила бедного Патрика взглядом, который иначе как «живо!» трактовать не получалось. Тот быстро оставил машину и поспешил к компании подростков чтобы дать им работу. Кай, судя по всему, не знал, куда деться, когда Долли легонько подтолкнула его в спину:
– Иди-иди, дорогой. Патрик не даст тебя в обиду.
Это было правдой. У Патрика имелись свои недостатки и мрачные секреты, но таких, как Купер, если их не пятнадцать человек, он мог раскидать с легкостью.

Разлучив Генри с его другом и преследователями, она схватила парня за худое запястье и буквально поволокла за собой к дальнему корпусу.
– Ты не представляешь, как я по тебе скучала, милый мой. Как мы все здесь скучали по тебе. Знаешь, я рассказала о тебе нашему... нашему хорошему другу.
Слова сыпались из нее, как зерно из прохудившегося мешка. Покойный дядя мисс Бридж в таких случаях обычно употреблял идиому «как дерьмо из козла». Было заметно, что Долорес отчего-то волнуется.
– Он хотел бы с тобой встретиться, если, конечно, ты не торопишься. Сегодня вечером будет проповедь. Ты ведь останешься, милый?
Она приволокла юношу к небольшому домику на самом краю опушки, и, не прекращая улыбаться (она продолжала это делать неведомым образом даже когда тараторила), приглашающим жестом распахнула дверь. Внутри было душно, но пахло чем-то приятным, вроде ароматических палочек. Окна оказались наглухо закрыты.

Посередине комнаты стоял письменный стол с громоздящейся сверху кипой открыток с угрожающе сладкими херувимами, два жестких стула и стаканчик с письменными принадлежностями.
– Чтобы показать, как мы любим всех горожан, мы будем писать руч-ка-ми. – Она вскинула ладони и несколько раз сжала и разжала их в кулаки, да так и опустила: кулаками. – В печати нет души, не-а.
Долорес прошла первой и уверенно села на один из стульев, которые стояли так близко друг к другу, что сидевшие рядом неминуемо бы соприкасались коленями.
– Прошу, мой мальчик. У нас на все про все сегодня – четыре часа.