Мастерская таксидермиста находится в ~10 милях от Торранса.
Построена мастерская была на основе заброшенного некогда жилого дома, со временем расширенного так, что теперь это был не просто крошечный одноэтажный домик. Это было полноценное помещение-самострой, представляющее из себя прямоугольное продолговатое строение. Окна сохранились только в рабочей области, но и те чаще всего зашторены пыльными шторами болотного цвета, прохудившимся из-за моли.
Заходя в помещение, человек сразу оказывается в рабочей области, напротив широкого, массивного деревянного стола, покрытого засечками, зарубками, вмятинами и пятнами химикатов. В помещении основной свет приглушенный из-за запылившейся лампы, но помимо нее есть и дополнительное освещение в виде ламп, закрепленных струбцинами на краях стола. В помещении спертый воздух, а запах напоминает смесь металлической и подтухшей крови, кожи, химикатов и пыли, хотя время от времени оно и проветривается и убирается.
Справа от входа находится вешалка, на которой висят два фартука, также покрытых несмываемыми выцветшими и бурыми пятнами. Под вешалкой находится небольшая полка для обуви, в которой стоит одна пара потрепанных тапочек, и на которой лежат тканевые перчатки. В углу, около полки, находится стойка для зонтов, где расположился зонт-трость с резной рукоятью и пара простых тростей с причудливыми рукоятями в виде звериных черепов. 
На большом столе лежит рабочий инструмент в виде шила, клещей, нескольких разных по толщине иголок, мотков ниток, банок с клеем и химикатами и прочие мелочи. Под столом расположились несколько тумб, в которых сложен остальной инструмент, необходимый для работы. У дальнего окна стоит небольшой столик, на котором точно также расположена лампа, а также выставлены краски, кисти, стеклянные полусферы разного диаметра в нескольких коробочках, готовые глаза в небольшом деревянном органайзере, аэрограф и другие мелочи для окрашивания.
Помимо столов в помещении можно найти коробки с обрывками шкурок и с заготовками для чучел. На стенах расположились несколько работ в виде голов животных.
Также в рабочей зоне присутствует несколько шкафчиков с различными баночками, мелкими и не самыми удачными работами, бессчетным количеством коробочек разных размеров и всевозможными мелочами, которые могут пригодиться в работе. Здесь же можно найти и, казалось бы, совершенно не относящуюся к работе таксидермиста фурнитуру в виде различных штифтов, бусин, ободков, кабошонов, швенз, цепочек и других заготовок, наталкивающих на мысль об увлечении хозяина если не ювелирным делом, то украшениями.
Вторая часть помещения - склад. Там хранятся большие глиняные заготовки, глина и воск для обработки, банки с химикатами, запасные инструменты, а также готовые работы. Среди обычных чучел можно найти весьма своеобразные. Здесь можно найти чучело лисы, обвитое щупальцами осьминога, колбы с мелкими животными и птицами под стеклянными колпаками, медведя, которого разрывают собаки, химеру в виде рогатого зайца с крыльями утки или волка с петушиным хвостом и головой и прочие крупные экземпляры, некоторые из которых не предназначены для продажи и показа широкой публике. Чучела выстроены по боковым стенам и образуют проход, ведущий к дальнему крошечному помещению, огороженному совсем номинально пластиковыми панелями. За ними скрывается санузел, включающий в себя душ, раковину и туалет. Здесь же расположилась и покосившаяся тумба, в которой хранится бытовая химия.
В общем и целом мастерская устроена с учетом того, чтобы в ней можно было если не жить, то переночевать, пусть и без особого комфорта. На складе можно найти большую стопку обработанных шкур, спрятанную где-то за чучелами, на которой можно вздремнуть, а также запасной комплект одежды в виде рубашки и брюк.

Помимо склада и рабочего помещения сбоку строения находится вход в подвал, скрытый за парой пышных кустов. Когда в нем никого нет, двери его закрыты на крепкий амбарный замок. О том, что хранится там, внизу, рассказать могут только те, кому удалось оттуда сбежать. К сожалению, таких людей пока еще не встречалось.

Лавка таксидермиста - небольшое помещение, расположенное рядом с мастерской. В ней выставлены самые обычные работы в виде чучел животных и птиц, которые можно купить в любой момент. Здесь же иногда появляются и работы в колбах, которые считаются особенной гордостью таксидермиста. В нескольких таких колбах можно найти синицу с расправленными крыльями, зависшую в центре колбы; мышь, свернувшуюся клубком в изящной рюмке, над которой нависает крошечная люстра из проволоки; колибри с рубиновым горлом, лежащую на спине с поднятыми вверх лапками; несколько землероек, стоящих друг на друге и тянущихся к прикрепленному на самом верху колбы бутафорскому крошечному яблоку.
Большую часть товара представляют собой чучела мелких животных и головы животных покрупнее, вроде койотов, волков и медведей. Есть полноразмерные чучела пары лисиц, канадской рыси и один-единственный черный медведь. Отдельный уголок отведен для змей, исполненных в различных позах от реалистичных до не совсем реалистичных и завязанных в причудливые узлы. Вместе с чучелами в лавке можно найти целые скелеты животных - кошачьи, псовые, скелеты грызунов, а также детали от скелетов, в основном черепа и зубы. Из тех же зубов можно найти ожерелья, серьги и панно.
В лавке можно сделать заказ на определенное чучело или скелет. Разумеется, материал предоставляется заказчиком.

Совесть зубьями острыми вгрызается в тело души, разрывая ее на части и оставляя мелкие, рваные ранки, кровоточащие болью и самобичеванием. Прошло уже пять дней, а Виктор все думает, все крутит в голове эту сцену со складом, зациклился на ней, вцепился в нее и держится, как за спасительный прут. Прут, усеянный острыми шипами собственной вины, которую он сам себе придумал. Колючая проволока, затянувшаяся на шее и душащая с каждой минутой все сильнее и сильнее. Спасает только злость. Не сказать, что было желание сдохнуть или наказать себя за то, что причинил кому-то боль. Даже не кому-то, а именно Алисе. Девчонке, которая стала причиной выйти из своей зоны комфорта, стать сильным, защитником, вспомнить чувство, вырезанное где-то на подкорке вымаранным из памяти прошлым. Не калечить, а уберегать, спасать. Так, может, спасатель он именно из-за своей натуры? Как бы не был противен, омерзителен человек, он все равно бросится его спасать. Он должен. Как будто последняя надежда человечества, оставшегося здесь, на Станции. Может, они все - последние, кто вообще остался в живых?
Бессонница не давала покоя. Можно было бесконечно долго ворочаться в постели, пытаться провалиться в забытье сна, но каждый раз глаза будто сами открывались, и взгляд упирался в белую стену. Пустую, безликую, как чистый лист, с которого предлагалось все начать. И начал он, оставив огромную, жирную кляксу на этом белом листе, как самый неумелый каллиграф, взявший перо трясущейся рукой. Эту кляксу ничем не выведешь с бумаги, впитавшей в себя черную краску позора. Позора перед самим собой. Алиса могла сколько угодно прощать, но все равно Виктор не мог отпустить ситуацию, забыть ее, смириться, что мог сломать, а то и уничтожить чью-то жизнь, только проснувшись. Может, в нем вообще не было надобности здесь, и его, в самом деле, вывели из сна только для того, чтобы сделать жертвой несчастного случая?
Бред какой-то...
Скажи он пичуге о своих подобных переживаниях, и, кажется, хребет переломится. Скажи он вообще хотя бы кому-нибудь о том, что творится в его голове, и засмеют. Скажут, что здоровый и страшный, а сам совестливый. С чего бы вдруг взяться этой совести? Ничья жизнь так сильно не волновала, как девчонки, сползшей по стене из ячеек на пол и поджавшей к себе колени, но так и не пустившей слезу.
Надо как-то переключиться. Вымотать себя.
Говорят, вода уносит негатив.
Поднявшись с постели, Виктор решил, что банального душа ему будет мало. Не успокоил как-то. Погрузиться в объятия прохладной воды, прикрыть глаза, лечь на водную гладь и довериться ей. Дать держать себя, побыть в невесомости и прочистить мозги от лишних переживаний. Да, должно помочь. Подхватив с собой полотенце, Вик вышел из комнаты и неспешным шагом направился к прозрачному мосту, сквозь который можно было видеть, что творится там, снизу, на первом этаже. С наступлением ночи здесь, на Станции, жизнь будто бы замирала, и только редкие ночные жители сновали по коридорам - кто поесть, а кто еще чем заняться. Вик же предпочитал не настолько бездарно тратить свое время, хотя иногда ловил себя на мысли, что перекусить было бы неплохо, но только не сейчас. Сейчас - сперва в бассейн, а потом уже можно было бы подумать над тем, не перекусить ли перед сном. И пусть еда ляжет камнем в желудке из-за позднего времени и собственных биоритмов, но голод терпеть было сложнее, чем даже тот рой мыслей в голове, что прочно поселился там и не давал спокойно вздохнуть и продолжить жить, отпустив ситуацию.
Похоже, сегодня так просто полежать в бассейне не выйдет. Казалось бы, кому вообще может понадобиться пойти в бассейн ночью? Разве что какой-нибудь парочке. И, в общем-то, Вик уже был готов развернуться, не мешать тем, кто сейчас решил отнять у него возможность перевести дух, отдаться воле воды, если бы не булькающие вопли. А точно ли там кто-то резвится? Даже если и да, всегда можно напомнить про технику безопасности в воде, и что игры в утопленника далеко не всегда заканчиваются хорошо. Даже за ноги под водой хватать не стоит - не долго получить пяткой в нос и пойти камнем под воду, предварительно от души нахлебавшись.
подойдя ближе к бортику бассейна, Виктор только лишний раз убедился в правильности своей мысли. В утопленника играть никогда не стоило. Но также и не стоило с разбега сигать в бассейн, не привыкнув к температуре воды. Один прыжок бомбочкой в прохладную воду может закончиться тем, что резкий перепад температур и их контраст между телом и водой может выбить из легких весь воздух, будто ударить под дых. Одно неверное, рефлекторное действие, и вот, ты уже барахтаешься в панике, пытаясь позвать кого-нибудь себе на помощь, попутно глотая снова и снова хлористую воду, противно щиплющую глаза.
Интересно, а если сейчас не спасти эту девчонку, барахтающуюся так отчаянно, как быстро она захлебнется?
Вик мотнул головой, снова ловя себя на какой-то абсолютно бредовой мысли. Он видел, как эта несчастная бьется в ловушке, созданной, скорее всего, самой собой себе же, как отчаянно пытается хватать ртом воздух, но раз за разом все больше вдыхает воду. Еще немного, и на водной глади может растянуться кровавое пятно. А может и не растянуться, как повезет. Только думать было особо некогда.
- Блядство, - рыкнул он недовольно, в момент собравшись, сосредоточившись и осознавая, что это его работа вообще-то - людей спасать. Не наблюдать, стоя здесь, на бортике, как истукан, расписанный неведомыми рисунками, а спасать, смеяться в лицо опасности, ухмыляться ей криво и из ее коварных, цепких лап освобождать того, кто стал жертвой обстоятельств, как вот эта девчонка.
Виктор резким движением стянул с себя верх формы, не особо задумываясь о том, как может сейчас выглядеть перед незнакомкой (да и что ему, в одежде чтоль нырять? Пока еще барахтается, значит, время есть), стащил штаны и скинул ботинки, понимая, что все это будет ему мешать. Может, бассейн и не был какой-нибудь широкой рекой, до берега которой еще надо доплыть, или бездонным морем, но пойти ко дну обоим сейчас было бы глупо. Хоть один должен оставаться на плаву. Какие-то несколько секунд, чтобы раздеться и бросить свою форму на бортике, а после броситься в воду, будто забывая то, о чем знал. Будто его этот самый удар под дых настигнуть совсем не мог. Мог, и еще как, но жизнь другого человека была важнее. Может, хоть так удастся отпустить тяготеющую ситуацию? Вынырнув из воды, Виктор подплыл ближе, придерживаясь строгого правила - к утопающему надо подбираться исключительно со спины, чтобы он не смог тебя утопить, и только потом стараться спасать. В ином же случае утопающий вполне себе мог утащить под воду и своего спасателя.
- Все, все, успокойся! - он подхватил девчонку под мышки, надеясь дождаться, когда та перестанет дергаться, и, в то же время, крепко прижимая ее к себе, чтобы точно не ушла под воду, а если и ушла, то только с ним.
И стоило только выцепить момент, когда незнакомка толи стала выбиваться из сил, то ли, и впрямь, услышала его, что было сомнительно, Виктор погреб туда, где помельче. Тащить ее к бортику сейчас было бы глупо - все равно вытолкнуть не получится, нужна опора. Там же будет попроще. Грести было не так уж легко, но в крови взыграл адреналин. Сердцебиение отдавалось громким стуком в висках, а воздух обжигал легкие. Вот он - тот самый удар под дых. Может быть, если бы не адреналин, он бы и сам рисковал захлебнуться, но отделался только неприятным жжением. Или дело все же было не в этом? Такое же ощущение преследовало и во время тренировок, будто в легкие опустили раскаленный прут и держат, проверяя, как долго он сможет терпеть.
До спасительного берега оставалось всего ничего. Главное - не пытаться рывками добраться до него, двигаться размеренно, спокойно, обязательно следить, чтобы голова девчонки не тонула в воде, чтобы она снова не захлебывалась. И только на берегу уже немного перевести дух, пока он вставал на колено, чтобы на другое уложить эту малявку, обязательно на живот, чтобы дать воде выйти.
- Давай, откашливайся, - Вик и сам кашлянул, чувствуя, как дернуло все внутри, будто кошачьи когти вцепились в грудь и медленно сползали вниз.
Тяжелая с виду ладонь опускалась на спину беловолосой утопленницы ритмично, выбивая остатки воды из тела, но не причиняя боли. Боль ей причинит собственный кашель и, может, станет наукой на всю жизнь. Наукой о том, как делать не надо.
- Эй, ты в порядке?
Остановившись на какой-то момент, Вик второй рукой дотянулся до шеи, нащупывая пульс и замирая на пару секунд. Пульс высокий, отчетливый. Жить будет. А уж наведаться ко врачу или нет - решать ей самой. Он же свое дело сделал.
- Жить будешь, - он усмехнулся, отвечая сам на свой вопрос, и еще несколько раз хлопая по спине малявки.
Оставалось только дождаться, когда она самостоятельно будет двигаться, и не придется перетаскивать ее с места на место. В конце концов, он не обязан всех местных девчонок носить на руках. Только волю им дай, и они не слезут.